Адвокат в уголовном процессе. Конфликт с судом
Адвокат в уголовном процессе. Конфликт с судом
В вопросе разрешения конфликтов между участниками уголовного судопроизводства особенно актуален анализ складывающихся между адвокатом-защитником и судом на стадии судебного разбирательства. Гипотетически названная проблема вроде бы не должна существовать. Если конфликт между сторонами, как мы уже отмечали, изначально находится в основе состязательного уголовного судопроизводства, то суд как орган, призванный разрешать возникающие в обществе конфликты, никак не должен при этом ни провоцировать конфликтные отношения, ни участвовать в них. Однако существующий между сторонами скрытый конфликт нередко переносится и на суд, которому не всегда удается сохранить нейтралитет и корректность.
В свете сказанного представляют интерес правомочия судьи, столкнувшегося с ненадлежащим исполнением адвокатом профессиональных обязанностей или его неэтичным поведением.
Кодекс профессиональной этики адвоката упоминает суд в числе субъектов, имеющих право инициировать возбуждение дисциплинарного производства в отношении адвокатов. Судьи достаточно активно пользуются этим правом. Дисциплинарная практика Палаты адвокатов Самарской области (ПАСО) показывает, что почти каждый четвертый уголовный адвокат, признанный нарушителем норм профессиональной этики, был привлечен к дисциплинарной ответственности по инициативе судьи.
Первоначально судьи обращались в советы адвокатских палат с частными определениями (постановлениями), что было обусловлено положениями уголовно-процессуального закона (ч. 4 ст. 29 УПК РФ) и рекомендациями Верховного Суда РФ.
Однако Адвокатская палата г. Москвы обратила внимание на то, что частное определение не является надлежащей формой обращения в органы адвокатского сообщества, поскольку оно не соответствует назначению данного процессуального акта, адресуемого субъектам, обязанным устранить отмеченные в нем недостатки. Следуя этой логике, органы адвокатского сообщества становятся обязанными наказать адвоката, о котором судом вынесено частное определение (постановление), если только оно не было отменено в кассационном порядке. Поэтому ПАСО рекомендовала адвокатам обжаловать касающиеся их судебные акты.
8 апреля 2005 г. соответствующий пункт ст. 20 КПЭА был изменен, и, хотя судьи продолжают направлять в адвокатские палаты частные определения (постановления), представляется более правильным рассматривать их как сообщения, не имеющие силы судебного акта.
В практике возник также вопрос: правомочен ли суд оценивать качество юридической помощи, оказываемой адвокатом доверителю?
Позиция Совета Адвокатской платы г. Москвы на этот счет предельно категорична: "Претензии к качеству юридической помощи, оказываемой адвокатом по соглашению с доверителем, вправе предъявлять лишь последний". Поэтому Совет отказал в возбуждении дисциплинарного производства по частному постановлению мирового судьи в отношении адвоката И., который, выступая в судебных прениях в качестве представителя потерпевшего, не обратил внимание суда на юридически значимые вопросы: а) недостаточно полно, по мнению суда, обосновал свои доводы; б) не дал квалификацию преступному деянию, совершенному подсудимым; в) не определил позицию по вопросу о мере наказания, настаивал на возмещении морального и материального вреда, несмотря на отсутствие в деле гражданского иска; г) не заявил необходимых ходатайств по делу.
Такая позиция поддерживается не всеми адвокатскими палатами субъектов РФ. Например, ПАСО принимает к производству обращения судей независимо от характера нарушения норм профессиональной этики, вменяемого адвокату, и независимо от правовых оснований участия адвоката в деле. Так, в результате обращений судов к дисциплинарной ответственности были привлечены адвокаты Н. и П., осуществлявшие защиту в порядке ст. 51 УПК РФ. Первому был объявлен выговор за то, что он, зная о наличии самооговора со стороны своего подзащитного, не отстаивал его невиновности на стадии предварительного расследования, а в ходе судебного заседания по ходатайству своего бывшего доверителя дал показания, которые судом были использованы для обоснования обвинительного приговора. Второму объявлено замечание в связи с тем, что он, осуществляя защиту Ш., не признававшего себя виновным в умышленном убийстве и настаивавшего на своем алиби, действовал вопреки его позиции, ходатайствуя перед судом о переквалификации действий своего подзащитного на ст. 109 УК РФ. По инициативе суда совет ПАСО привлек к дисциплинарной ответственности адвоката С. за нарушение профессиональной тайны в отношении бывшего доверителя.
В связи с этими примерами возникает вопрос: какой из приведенных подходов наиболее приемлем?
На наш взгляд, Совет Адвокатской палаты г. Москвы, ссылающийся в своих решениях на ст. 25 ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" и Определение Верховного Суда РФ от 20 ноября 1997 г., излишне вольно толкует содержащиеся в них положения. Так, вытекающее из ст. 25 Закона об адвокатской деятельности право доверителя, заключившего соглашение (т.е. договор) с адвокатом, предъявлять претензии к качеству оказанной по нему юридической помощи не означает, что это право принадлежит только доверителю. Что же касается упомянутого выше определения Верховного Суда РФ, то в нем действительно была констатирована неправомерность вынесения судами частных определений по поводу ненадлежащего качества адвокатской работы. Но это касалось недопустимости вторжения суда в сферу отношений, связанных с реализацией избранной адвокатом по согласованию с доверителем и допустимой с этической и правовой точек зрения тактики защиты. Распространять данное решение на оценку возможности реагирования судом на установленные им факты неквалифицированного оказания адвокатом юридической помощи нет никаких оснований.
Верховный Суд РФ до настоящего времени в своих решениях признает такую практику правомерной. Так, по делу Карпенко им признано обоснованным вынесение частного определения в отношении адвоката Б. в связи с тем, что тот неоднократно предпринимал попытки опорочить допустимые доказательства по делу в присутствии присяжных заседателей, а выступая с речью в прениях сторон, упоминал обстоятельства, не подлежащие рассмотрению с участием последних.
Данное решение подтверждает правомочие судей реагировать на факты ненадлежащего исполнения адвокатом обязанностей перед доверителем независимо от того, что лежит в основе такого поведения: низкая квалификация адвоката, выражающаяся в элементарном незнании положений закона, или умышленное применение противоправной тактики защиты. И в том и в другом случае имеет место ненадлежащее исполнение адвокатом обязанностей перед доверителем. Представляется, что именно так следует понимать и позицию заместителя председателя квалификационной комиссии Адвокатской палаты Ленинградской области: "Ни суд, ни следственные органы, ни органы адвокатского сообщества не вправе обсуждать вопрос ни о правильности занятой адвокатом позиции по делу, ни о выбранной им тактике защиты без жалобы на это доверителя... если при этом адвокатом не нарушены какие-либо конкретные нормы закона или КПЭА".
Кстати, и Совет Адвокатской палаты г. Москвы в 2003 - 2004 гг. все же привлек к ответственности как минимум трех адвокатов за отказ от принятой защиты либо неисполнение (ненадлежащее исполнение) профессиональных обязанностей перед доверителем по сообщениям судей.
Вопрос о качестве оказываемой адвокатом юридической помощи далеко выходит за рамки отношений адвокат-доверитель. Адвокат, отсутствие квалификации которого становится очевидным участникам судебного разбирательства, бросает тень на всю адвокатскую корпорацию, поскольку его поведение подрывает доверие к институту адвокатуры в целом, нарушает конституционные принципы состязательности и обеспечения права на квалифицированную юридическую помощь, создает препятствия надлежащему осуществлению правосудия. В силу этого мы считаем, что и разглашение адвокатом профессиональной тайны вопреки интересам доверителя (даже при отсутствии претензий со стороны последнего) не должно оставаться без реагирования со стороны адвокатского сообщества. Открытое нарушение адвокатом норм профессиональной этики, допущенное им по отношению к любому участвующему в судебном разбирательстве лицу, в том числе доверителю, оскорбление любого участника процесса является и неуважением к суду (ч. 1 ст. 297 УК РФ).
Не стоит также забывать, что сам доверитель не всегда может правильно оценить качество оказанной ему юридической помощи. Даже явные и грубые нарушения адвокатом норм профессиональной этики могут остаться для него неочевидными. Например, адвокат С., оказывая юридическую помощь Щ. по уголовному делу, составила жалобу с грубым нарушением требований законодательства: поставила вопрос о привлечении лица к уголовной ответственности по ст. 115 УК РФ, хотя по обстоятельствам дела вред доверительнице был причинен в результате дорожно-транспортного происшествия, сделала ссылки на статьи ГК РФ, не имеющие отношения к делу. Но о юридической неграмотности составленного адвокатом документа Щ. узнала лишь на приеме у прокурора района. Очевидно, что данный факт нарушения адвокатом профессиональных обязанностей перед доверителем имел все шансы остаться латентным.
Отказ суду в праве реагировать на подобные факты не будет способствовать их искоренению. В основе института дисциплинарной ответственности адвокатов лежит идея пресечения их недобросовестного поведения, очищения адвокатских рядов от лиц, не отвечающих требованиям, предъявляемым к представителям этой профессии. Поэтому адвокатские палаты субъектов РФ, заинтересованные в защите "адвокатского мундира", в повышении качества оказываемой населению юридической помощи, в выявлении и немедленном реагировании на всякие нарушения адвокатами законов и норм профессиональной этики (тем более совершаемые публично, в зале судебного заседания), обязаны своевременно и принципиально реагировать на такого рода сообщения суда.
Вопрос о качестве оказываемой адвокатами юридической помощи далеко не частный. Доверяя именно адвокатуре реализацию гарантированного Конституцией РФ права граждан на квалифицированную юридическую помощь, законодатель презюмирует ее высокое качество. Закон об адвокатской деятельности определяет таковую не иначе как "квалифицированную юридическую помощь" (ч. 1 ст. 1), обязывает адвоката "добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя... постоянно совершенствовать свои знания и повышать свою квалификацию" (п. п. 1, 3 ч. 1 ст. 7), а КПЭА требует, чтобы эти обязанности исполнялись адвокатами "добросовестно и квалифицированно" (п. 1 ч. 1 ст. 8).
Другое дело, что квалификационные комиссии и советы адвокатских палат при рассмотрении сообщений судей обязаны всесторонне проверить их с точки зрения обоснованности, учитывая при этом как позицию доверителя, так и возможную необъективность судьи. Однако отсутствие у доверителя претензий к качеству работы адвоката не должно являться единственным основанием для прекращения дисциплинарного производства или отказа в его возбуждении. Не освобождает адвоката от обязанности соблюдения положений закона и норм профессиональной этики и согласие доверителя на незаконные или неэтичные действия.
Еще одним аспектом рассматриваемой проблемы является обсуждаемый в науке и постоянно возникающий на практике вопрос: вправе ли сам суд применить к адвокату какую-либо санкцию за ненадлежащее поведение в зале судебного заседания?
Некоторые судьи убеждены в своем праве применять к адвокатам предусмотренные уголовно-процессуальным законом меры принуждения, в том числе предупреждение, удаление из зала судебного разбирательства, штраф. Так, по делу Вахтерова суд, признав адвоката нарушившим порядок судебного заседания, принял решение о наложении на него денежного взыскания в размере одной тысячи рублей. Отменяя данное определение, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала, что к обвинителю и защитнику не могут быть применены меры, предусмотренные ч. 1 ст. 258 УПК РФ. По другому делу на адвоката было возложено денежное взыскание в размере двух тыс. руб. за неуважение к суду со ссылкой на ст. 117 УПК РФ. Военный суд Северного флота признал и это решение ошибочным, отметив, что ст. 117 УПК РФ во взаимосвязи со ст. 111 УПК РФ не позволяет считать защитника субъектом процессуальной ответственности.
Практике известны также попытки судей привлечь адвокатов к административной ответственности за действия, совершенные в ходе уголовного судопроизводства. Постановлением Выборгского городского суда Ленинградской области от 28 ноября 1995 г. адвокат Ганков был подвергнут административному взысканию в виде штрафа за неуважение к суду в связи с совершением действий, в которых суд усмотрел отказ от защиты. Принимая решение от отмене этого постановления, судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского областного суда указала, что адвокат не относится к категории лиц, перечисленных в ст. 165 (1) Кодекса РСФСР об административных правонарушениях, и, следовательно, к административной ответственности привлечен быть не может.
Можно ли при этом говорить о сохранении судом беспристрастности и нейтралитета в глазах участников судебного разбирательства, если он дает негативную оценку профессионализму представителя одной из сторон и даже выражает ее в форме привлечения той к юридической ответственности? Независимость, непредвзятость и объективность судьи, поступающего таким образом, невольно ставится под сомнение. Поэтому неслучайно УПК РФ отказался от возможности применения судьями к защитникам даже такой наименее строгой меры процессуального воздействия, как предупреждение, которая предусматривалась ранее ч. 2 ст. 263 УПК РСФСР.
В свете сказанного считаем, что вопрос о допустимости применения судом к адвокату мер процессуального воздействия за нарушение им порядка судебного разбирательства должен решаться отрицательно. Это же относится и к поднимаемому в научной литературе вопросу о возможности привлечения судом адвокатов к ответственности по инициативе органов, производящих расследование.
Предъявляемое к судьям требование сохранять объективность и беспристрастность при осуществлении правосудия исключает возможность предъявления к адвокату каких-либо претензий в ходе судебного разбирательства. Суд вправе обратиться к органам адвокатского сообщества с письменным изложением своих претензий к профессиональной и этической стороне деятельности адвоката, однако решить вопрос о том, нарушены ли адвокатом при осуществлении его полномочий нормы закона и Кодекса профессиональной этики, вправе решать только органы адвокатского сообщества.
В. Лазарева
А. Таран
